Джахангир Зульфугаров – композитор, который умеет слышать тишину
В городе, где звуки растворяются в воздухе, словно память, а тишина обладает собственной мелодией, рождается искусство, которое невозможно измерить в октавах. Там, где горизонт каждый вечер пишет новую партитуру, а улицы, как строки древней партитуры, ждут прикосновения чувствительного слуха. Музыка здесь не приходит. Она просыпается, как дыхание, как воспоминание, ускользающее и в то же время вечное.
Здесь живет композитор, который слышит не звуки, а смыслы. Для него музыка не совсем способ дышать, говорить без языка, видеть сквозь время. Его произведения напоминают шепот старого города, как свет, скользящий по клавишам, как диалог между душой и пространством. Он не сочиняет, запоминает, как город звучал сегодня, как он будет звучать завтра и каким он остается в сердце навсегда.
Интервью с композитором, заслуженным деятелем искусств Джахангиром Зульфугаровом вообще не о музыке, это разговор с человеком, который умеет слышать тишину.
-Джахангир муаллим, Вы коренной бакинец, и в Ваших произведениях словно слышится дыхание нашего города, его улиц, волн Каспия, людской суеты и бакинского неба. В каком смысле Баку присутствует в Вашей музыке?
– Многие скажут, что Баку для меня просто город, где я родился. Но как объяснить, что Баку для меня вовсе не точка на карте, а пульс моего сердца, его звуковая матрица? Стоит мне сесть за рояль и будто открываются потайные створки памяти: слышу, как дышат старинные дворики Ичеришехер, как поют ветви платанов над проспектом Нефтяников, как шепчет осень в аллеях Чемберекенда, усыпая землю золотом листьев.
Музыку Баку и о Баку нельзя назвать просто набором звуков, это голос города, где слышны крики уличных торговцев на базаре, журчание фонтана на Парапете, шаги на каменной мостовой в Сабунчи, шелест листвы, аромат кофе-глиссе из старых кафешек, Торговая, кинотеатр «Вэтэн», кафе Садко, тени Караевского класса…
Я помню, как с замиранием сердца заходил в этот класс, где мне посчастливилось видеть великих Кара Караева и Джовдата Гаджиева. Их фигуры были для нас не просто символами, они были проводниками в мир, где звук был светом, а мелодия молитвой.
И те дни, когда в Баку приезжали Эмиль Гилельс, Белла Давидович, Мстислав Ростропович… Как мы, мальчишки, пробирались на его репетиции, где он, в простой майке, с какой-то необъяснимой легкостью играл пассажи, от которых дыхание замирало. Мы ловили каждое его движение, а потом, за кулисами, окружали его, как завороженные, засыпая вопросами, боясь пропустить хоть слово. Вот это Баку.
Этот город звучит в мажоре и миноре, в шуме прибоя и в утренней тишине над бухтой. Поверьте, я не придумываю мелодии, я просто записываю музыку Баку.
-В Вашей музыке, даже вопреки ее академическим основам, чувствуется философская глубина, личное переживание, какое-то бакинское мягкое светоощущение… Как рождается музыка внутри Вас?
– Вот в этом случае, все начинается с тишины. Тишины Баку. В ней заключено больше смысла, чем в тысячах слов. Представьте, что я иду по вечернему городу и слышу: старинное пианино, звучащее из открытого окна в старом доме, детские голоса, чайник, закипающий в чайхане. Музыка не приходит внезапно. Она копится, как воспоминание. Иногда – это образ из детства: отец, играющий на рояле. Иногда – это тень от чинара на фасаде музыкальной школы. Я пишу музыку, когда внутри меня вдруг появляется необходимость сказать о самом важном, но без слов. А музыка сама выбирает, будет ли это флейта, рояль или целый оркестр. Главное, не мешать ей родиться.
-Вы часто обращаетесь к национальной теме, но делаете это очень тонко, метафорически. Например, Ваши фантазии Sarı gəlin и Ağ alma – больше, чем обработки народных тем, это разговор о корнях, о любви, о памяти. Что для вас значит азербайджанская мелодия и ее связь с городом?
-Азербайджанская мелодия это и есть Баку в своем самом чистом, самом интимном звучании. Это и мугам, и джаз, и подземный шум метро. Я не обрабатываю народную тему, я с ней разговариваю. Как будто с бабушкой, которая шепчет тебе сказку, которую ты слышал тысячу раз, но каждый раз по-новому. Sarı gəlin для меня – это юность Баку, это первое чувство, застенчивая улыбка во дворе, полная луна над городом. А Ağ alma – осень, яблоки на столе в старом доме, где все пахнет временем. Эти произведения не столько о прошлом, сколько о вечном. А Баку всегда был для меня точкой пересечения времен.
– Что Вы посоветовали бы начинающим композиторам и музыкантам, которые ставят перед собой цель воспевать Баку?
– Я посоветовал бы им проявить уважение к тишине. Не к молчанию, а к внутренней тишине, в которой рождается настоящая музыка. Чтобы каждый, кто пытался воспеть наш город в своих произведениях, умел бы слышать наш любимый город Баку, его шум, его настроение, а, следовательно, чувствовали бы людей словами, и вибрациями души. Чтобы никто не боялся тишины, не спешил, и чтобы осознал одну простую истину: главное в музыке не ноты, а то, что между ними. И если кто-то из них сможет в своей жизни и в своем искусстве пронести любовь к Баку как к живому существу, я буду только счастлив. Ведь Баку для меня отнюдь не география, это – музыка о вечном.
Абульфаз Бабазаде
