Вторая часть

15 сентября 1918 года Баку был освобождён от оккупации. Провозглашённая в Тифлисе и спустя десять дней переведённая в Гянджу Народная Республика наконец начинает бакинский этап своей истории 17 сентября. Флаг, поднятый над особняком Сеида Мирбабаева, явственно свидетельствовал миру об адресе подлинных жителей и владельцев Баку.
Меджлиси-Мебусан (Парламент) начинает свою деятельность в здании Девичьей школы Тагиева. Несмотря на суровую диктовку эпохи и политического строя, формируются официальные институты Республики. Исторические личности, принявшие «Декларацию независимости», во главе с Алимардан-беком Топчибашевым добиваются признания независимости Азербайджана на Версальской мирной конференции.
В 1919 году Джавид-эфенди возвращается из Нахчывана в Баку, в столицу. В правительстве, возглавляемом Фатали-ханом Хойским и Насиб-беком Усуббековым, он оказывает содействие в организации школьного и просветительского дела. Преподаёт литературу на подготовительных курсах и шариат в Девичьей школе Тагиева. В мае 1919 года он избирается членом правления Союза учителей и председателем издательско-информационной комиссии Учительской конференции Азербайджана.
С этого же года Джавид работает преподавателем Бакинской учительской семинарии. До 1937 года, став жертвой репрессий, он остаётся верен педагогическому делу.
В здании, где когда-то закладывался фундамент школы Тагиева, где проходило первое заседание парламента, где теперь размещаются Дом-музей Джавида и Институт рукописей, — в этом священном месте он начинает жить.

Мы бы не знали, что такое Коран, не поняли бы, что такое Родина

В том же году пьеса «Иблис» («Дьявол») ставится на сцене. Произведение, определившее судьбу художника, становится зеркалом своего времени. «Иблис», шедевр всех эпох, выступает против строя и эпохи, смело шагая им навстречу.
В 1922 году он создаёт «Пророка», а в 1925 году – пьесу «Хромой Тимур», где, движимый любовью к Османской империи, допускает неточность в названии, чем невольно задевает дух великого завоевателя. В эпоху, когда строилось общество безбожников, когда в карманы клали удостоверения безбожников, когда журнал «Молла Насреддин» выходил под названием «Безбожник», когда свобода вероисповедания была отменена, а советская власть под лозунгами пантюркизма и панисламизма поднимала политические бури, — создание «Пророка» и «Хромого Тимура» было равносильно тому, чтобы положить собственную голову на плаху, взойти на эшафот, собственноручно подписать смертный приговор. «Мы не знали, что такое Коран, не понимали, что такое Родина. Мы не вытирали слезы сирот. Всё это было достойно плача. Мы смеялись над собой. Мы смеялись над уходом нашего языка и нашей религии…» — с этим восклицанием Джавид восставал против строя с алым флагом и серпом с молотом, против Красной армии, утопившей Народную Республику Востока в крови, против Советской власти, в период, когда независимость была подавлена, борцы — усмирены, а люди — брошены в объятия смерти и эмиграции.
Он превращал аудитории Даруль-муаллимин в чашу вечной независимости, наполняя их духом национальной свободы вместе с такими учениками и соратниками, как Салман Мумтаз, Ханафи Зейналлы, Бекир Чобанзаде. Душу, чувства и бесконечную любовь к нации и Родине он передавал своим ученикам и последователям, вплетая их в мысли и идеалы таких мыслителей и общественных деятелей, как Шейх Джамаледдин Афгани, Ахмед Расим Эфенди, Намик Камаль, Реза Тевфик, Мехмет Акиф Эрсой, Зия Гёй Альп, Ахмед-бей Агаоглу, Али-бей Гусейнзаде.

Лишь б не было ни блаженства, ни унижения

Вся творческая деятельность Гусейна Джавида, черпающего из источника науки и просвещения и дарующего своим духовным наследникам напиток святости под именем турецкой идеи, делится на два периода: до республики и после республики. Меняющаяся структура общества, время, разрушенная Республика продолжают создать в жизни Гусейна Джавида страницы, полные скорби. Его печальная, тягостная судьба испытывает его сердце. По сути, он уже простился с земной жизнью после Республики. Однако он, подобно Джафару Джаббарлы, Бекиру Чобанзаде и Салману Мумтазу, ждал того момента, когда «Утреннее светило!» вновь взойдет и осветит тьму, чтобы последний проблеск надежды не погас, превращая перо в штык, говорил: «Иссякли силы моего терпения! Справедливость, ах, справедливость! Ни того блаженства, ни такого унижения не было бы!»

До Народной Республики Джавид доказывал своё духовное величие сонетами, маршами, пьесами, драматическими произведениями и публицистическими статьями, опубликованными в газетах «Жизнь», «Прогресс», «Истина», «Икбал», «Откровенное слово». После Республики строки, которые он создавал, напоминают бурное море; он не стеснялся отрицать тех, кто отравлял национальный кубок независимости воплями мятежа. В 1926 году после Первого Всесоюзного тюркологического съезда Гусейн Джавид, отправленный друзьями под предлогом лечения в Германию, переживает первую эмиграцию, но с большим поворотом превращает призыв Сары Ашыга «Пусть чужбина и рай, но Родина всё равно дороже!» в реальность. Он пишет произведения, отражающие его идеи турецкого и тюранского движения, ведёт жизнь борца. Он ждёт дня своей мученической кончины. И любовь к Республике находит свой финал вместе с ним, связываясь с этим священным именем — Мученичество.

После двух лет пыток в тюрьмах Кешля и Байыл, он был сослан в Сибирь, в Магадан. В 1928 году Гуйсейн Джавид создал произведение «Азер», в 1929 году — «Сеявуш», в 1935–1936 годах — «Хайям». Через месть в «Иблисе» он открывает человечеству истинное лицо мерзкой структуры и режима, их сущность и внутреннюю уродливость. После «Иблиса» раскрывается внутренний облик Иблиса и кровожадных в центре власти. Вскоре они перестают желать видеть произведения Джавида Эфенди на сценах советских театров. Автору произведений, завоевавших сцены Баку, Тифлиса и Тебриза, учителю нации, ставят клеймо националиста и делают целью преследований.
В 1937 году его обвиняют в пантуркизме и панисламизме, снова подвергают пыткам в тюрьмах Кешля и Байыл на протяжении двух лет. 4 июля 1939 года его осуждают за участие в антисоветской пропаганде, и он снова сослан в Сибирь, в Могадане. Черные машины, прибывающие ночью, в последний раз стучат в дверь Джавида Эфенди, ставшего «Пророком». Они тушат его светильник, оставляя на груди Мюшкунез-ханым, Эртугрула и Турана Джавида печать боли. Приговоренный к восьми годам заключения, Джавид Эфенди 5 декабря 1941 года в селе Шевченко Тайшетского района Иркутской области исполняет свою прощальную песнь жизни.
В 1918 году Гусейн Джавид вступил в брак с Мюшкунез-ханым, сделав её султаной сердца. 22 октября 1919 года рождается сын Эртугрул Джавид, а в 1921 году, накануне, когда меч Советской власти коснулся его семьи, — второй сын Томрис. 2 октября 1923 года рождается девочка, которой дали имя Туран Джавид. Сын Томрис скончался через десять дней от тяжелой болезни. В эти ужасные годы, в 1942 году, Эртугрул призывается в армию на Вторую мировую войну, но как сын врага народа — Гусейна Джавида — направляется не на фронт, а в Грузию, на тыловую службу и в исправительные трудовые колонии для выполнения тяжелых работ. В этих тяжелейших условиях Эртугрул Джавид, страдавший от боли в легких, фактически от туберкулеза, выдержал всего один год. 14 ноября 1943 года он умирает от болезни, соединяя свою душу с обеспокоенной душой отца.
Дочь Туран-ханым, под именем Туран Джавид, становится хранительницей наследия отца, его мерцающего светильника и души. Она не меняет душу и тоску Гусейна Джавида ни на что. Выбирает одиночество и уединение. Восстанавливает его рукописи, переписывает их, в этом пути полностью теряя зрение одного глаза. Каждый день, обращаясь лицом к Каабе, она произносит молитву: «Боже, не забери свет и другого моего глаза, помоги завершить дела Джавида!»
По распоряжению Президента Азербайджанской Республики Ильхама Алиева и решением Кабинета Министров Азербайджанской Республики от 7 мая 2019 года № 211, Гусейн Джавид включен в список авторов, произведения которых объявлены государственным достоянием Азербайджанской Республики. Наследницей, самым могущественным исследователем и пропагандистом его наследия становится Туран Джавид. Именно её собранные, исследованные и систематизированные рукописи издаются в Азербайджане и в разных странах мира. При возведении памятников, написании портретов и организации юбилейных мероприятий учитываются её советы, пожелания и стремления.

Все собрались вокруг одного человека. Все были печальны…

В воспоминаниях о советских исправительно-трудовых лагерях есть печальный эпизод, связанный с Гусейном Джавидом: «В лагере каждый день умирали десятки людей, и никто на это не обращал внимания. Каждый думал только о собственной жизни. Но однажды все остановились, и никто не работал. Это было небывалое явление. Все собрались вокруг одного человека. Все были печальны. Умер Гусейн Джавид!» Эта болезненная память глубоко тронула мою душу. В этот момент в воображении возникли воины и правители, чья власть сотрясала мир не столько через смерть, сколько через могущество — Аттила, Алп-Арслан, Чингисхан, Фатех Мехмет, Надир-шах Афшар. В душе поселилась странная смесь скорби и молчаливого трепета.
В эпоху, когда пантуркизм и панисламизм завоевывали общественные умы, Гусейн Джавид говорил: «Туран острее меча, величайшая сила, культура, культура, культура». Он не стеснялся произносить: «Мой Бог — это красота и любовь». Своей восклицательной фразой: «Кто мог бы стереть следы пролитой крови, тот и есть великий, кто спасает землю!» он вписал себя в историю.
Горькое питьё смертельного яда напоминало о Красном терроре Красной армии, ужасающих репрессиях 1937 года, трагедии 20 января, Ходжалинском геноциде, тридцатилетней оккупации Карабаха и Восточного Зангезура. И только на мосту Худуфэрин, в крепости Шуши, на вершинах Мурова возвращение к флагу стало «необычным, небывалым явлением». В тот день, спустя триста лет, когда на сердце Азербайджана были наложены «Гюлистан» и «Туркманчай», когда Республика была оставлена на полпути, а империи, уничтожавшие Джавидов, пали, — именно тогда Гусейн Джавид возродился, вновь приняв напиток Жизни.
Возможно, кто-то возразит: «Не было бы любви, не было бы влюблённого, не было бы капризной красавицы! Не было бы людей, не было бы Творца, не было бы старой тоски! Не было бы ни боли, ни лекарства, ни труб, ни траура! Не было бы пристани встречи, не было бы барьерного разлуки!» — но, независимо от того, как кто думает, «и ошибка — это тоже узор». Семейная трагедия Гусейна Джавида и его горький напиток смерти — одно из самых убедительных свидетельств того, что царская Россия, поменявшая свою одежду на советскую, была царством ошибок.
После смерти Сталина в 1956 году Джавид был реабилитирован, а в 1982 году по воле великого лидера Гейдара Алиева останки его тела были доставлены на родину, в Нахчыван, где был возведён Комплекс мавзолеев. Это стало доказательством того, что никто не в силах погасить факел, свечу, горящие благодаря истине, которую носил Гусейн Джавид.
«Человек, предавший всех, — это Иблис! И даже если Иблис, ставший причиной всех предательств, будет «ангелом», его сущность остаётся злом».

Шараф Джалилли