От Стамбула до Сарпского ущелья на границе с Грузией — 1048 километров. Авиаперелёт занимает у человека четырнадцать часов. Хотя эти земли когда-то были частью Османской империи, им довелось пережить кровавые события, несчастья и разлуки. Сарпи, расположенный в самой удалённой северной точке Турции, сегодня является краем пограничных заграждений — причём именно колючей проволоки. В 1921 году эта деревня, разделённая посередине, оказалась по обе стороны маленького ручья. Так родные, близкие и семьи были разлучены и рассеяны. Подобно азербайджанским тюркам, которые говорили: «Араз разделили, кровью напоили, я бы с тобой не расстался, но меня разлучили насилием», лазы Сарпа тоже повторяли: «Я бы с тобой не расстался», — и вынужденно склонились перед жестоким приговором времени, перед суровым решением большевистской России. Никто и представить не мог, что однажды Сарпское ущелье будет рассечено на две части ручьём: та сторона станет Сарпи в составе Грузии, эта — Сарпом в составе Турецкой Республики. Эта древняя лазская деревня, сохранив старинные обычаи, всё же была обречена терпеть боль разлуки и тоски, продолжающуюся уже 85 лет. Как и наши деревни по обе стороны Араза, разделённые рекой, так и жители Сарпа, разорванные потоками сарпского ручья, до сих пор продолжают духовную борьбу за единство и целостность. Осуждая тех, кто чертил политические карты и подписывал этот исторический грех, жители Сарпа и Сарпи, несмотря на 85-летнее ожидание и тоску, даже в страшные репрессии 1930-х годов сумели сохранить свой язык, свою веру, свою культуру, свои традиции. В самые тяжёлые периоды, в годы, когда свирепствовали репрессии, они порой не могли совершить похоронную молитву и проводить умерших согласно религиозным правилам, однако никто не смог заставить их отречься от веры: они продолжали совершать намаз, соблюдать пост и праздновать Курбан-байрам — и никто не мог им этого запретить.
Хотя Сарп и Сарпи, разделённые в 1921 году ущельем, веками управлялись по законам Османского дворца, им всё же пришлось испытать на себе бедствия большевистской России. И хотя ещё раньше деревня пережила религиозные и национальные потрясения, её переход из мусульманской в христианскую среду начался в 1877–1878 годах, когда Россия, захватив Сарп в ходе войны с Османской империей, включила его в свою сферу влияния. После войны местное население, опираясь на исламские ценности и веру, сохранило свою деревню и свой уклад. Но настоящая боль разделения пришла вместе с революцией. В соответствии с условиями Карсского договора Турция потеряла значительную часть приграничных территорий, включая земли, принадлежавшие ахыска-тюркам и жителям Сарпа. События в России 1917 года, революционные перемены, роспуск Закавказского сейма в 1918 году и провозглашение независимости Грузии изменили политическую картину Южного Кавказа. И в результате этих перемен Сарп оказался деревней, попавшей в пределы Грузии — словно удар судьбы.
В 1921 году, как уже отмечалось, по решению большевистской России и грузинского правительства деревня была разделена ущельем пополам. Жители Сарпа, которые когда-то ходили друг к другу на крестины, свадьбы и похороны, переходя ручей без моста, стиравшие ковры и одежду в одном и том же потоке, неожиданно обнаружили над своими головами колючую проволоку, пограничные посты, вооружённых солдат.
Вырубленная фиговая поросль и посаженная колючая проволока
Исторические источники свидетельствуют: в ущелье Сарпа было два русла — Большое и Малое. Комиссия, прибывшая для делимитации и демаркации, условно обозначила в качестве границы место возле фигового дерева у Большого ущелья. Жители Сарпа не согласились с этим и ночью выкорчевах дерево, пересадили его туда, где сами хотели видеть границу. На следующий день официальные лица снова определили рубеж там, где теперь стояло фиговое дерево. Не приняв нежелательного решения, жители «показали путь» московским и тбилисским большевистским топографам — «османской оплеухой». Перенеся фиговое дерево от Большого ручья к Малому, они сократили расстояние между Сарпом и Сарпи.
Когда-нибудь, если в этот разрушенный мир придёт новый порядок, рассечённая деревня может снова стать единой — по маленькому деревянному мостику длиной в два шага и шириной в одно сердце.
Память о завоевании Трапезунда Мехмедом Фатихом
Когда султан Мехмед Фатих подчинил своей воле Черноморское побережье и в 1500 году включил Трапезунд в сферу влияния Османской империи, историческое значение сарпского ущелья ещё более возросло. Именно поэтому оно привлекало внимание царской России. В эпоху Османов Сарп сохранял свои религиозные и национальные ценности; при царизме же он подвергался не только административным и территориальным давлениям, но и борьбе за своё существование. В XVII–XVIII веках, после добровольного принятия ислама, как и другие мусульманские народы, Сарп жил под покровительством Османской империи. В 1500 году никто не ограничивал их в воинской службе, налоговой системе и торговых отношениях. С развитием кади-судов, медресе и тариката с 1500 года влияние грузинских князей ослабло, что ускорило обращение лазов в ислам. После 1803 года шейхи-накшбандиты основали в Батуми и окрестностях медресе, готовили имамов и принимали в обучение детей всех семей без различия достатка; их влияние стремительно росло. Поэтому к концу 1803 года почти всё Черноморское побережье уже управлялось по исламским законам, а лазы приняли ислам добровольно — и османская власть оценила это, предоставив им особые привилегии.
Закрытие мечетей и медресе, расстрелы борцов
В 1921 году другие народы Кавказа, как и лазы, вынуждены были подчиниться законам Советской власти. Однако надежды на большие перемены не оправдались: всё произошло наоборот. Регион, принадлежавший ранее царской России, превратился в советскую пограничную зону. Законы сталинского режима стали наносить удары по историческим традициям, языку, культуре и вере лазов. Вскоре они оказались в составе Аджарской Республики. Из-за исламской принадлежности лазы подверглись давлению и угрозам. Особое отношение Османской империи к лазам в прошлом лишь усиливало контраст происходящего. Чтобы сломить их, сталинская политика ликвидировала все производственные предприятия в Сарпе и окрестностях, создав для населения тяжелейшие условия. Мечети и медресе были закрыты и превращены в клубы и склады; религиозные деятели были сосланы; религиозные книги — сожжены в печах. Население, вынужденное трудиться в колхозах ради куска хлеба, оказалось перед испытанием выживания.
Новая волна террора Красной армии
После 1930 года женщинам запретили носить платки и покрывать голову. Это стало новой волной красного террора. В Сарпском ущелье, в маленьком ручье, будто отразилась кровь. Страх, давление, насилие и произвол были сутью империи — и горем Сарпа. Лазы, страдавшие за приверженность исламу и любви к Османской державе, говорили: «Пусть Бог покарает того, кто отречётся от истины!» — и по ночам совершали намаз, днём тайно держали пост, а жертвоприношения совершали в темноте. Эти ужасы отражались и на мусульманских грузинах. И они, несмотря на угрозы, сохраняли веру. Порой они держали тела умерших по три-четыре дня, чтобы тайно прочитать погребальную молитву. В то время как многие грузины вновь приняли христианство при советской власти, лазы и другие мусульманские народы не отказались от ислама. Когда Батуми и Аджария, частью которой был и Сарп, были брошены в водоворот атеизма, преподавание родного языка было запрещено, мечети снесены. Даже в месяц Рамадан лазы вынуждены были молиться дома, тайно совершать дуа. Тем не менее они варили праздничный лукум, пекли сладости, готовили хлеб, лепёшки, юху.
Сопротивление старейшин продолжалось до начала Второй мировой войны. В годы борьбы с фашизмом Сталин был вынужден отменить анти-религиозные запреты, поскольку мусульмане проявили самоотверженность на фронте и в тылу. Лазы, исконные жители Сарпа, считали свой язык — лазыский — своей генетической памятью и национальной сущностью. «Если умрёт мой язык — умру и я», — говорили они. Хотя в 1918 году для них открывались школы и печатные органы на родном языке, в 1930-х власти всё это запретили, ликвидировали средства массовой информации на лазыском языке, подвергли преследованию весь интеллектуальный потенциал лазов. В годы кровавых репрессий деятели культуры были расстреляны на глазах у жителей. Лазы, испытавшие весь удар советской политики, были вынуждены учиться и говорить на грузинском и русском языках. Лишённые почти всего, кроме языка и веры, они были лишены права читать и писать на своём языке, издавать газеты и книги. А люди, некогда внёсшие вклад в развитие искусства, культуры и театра, начали своё возрождение после распада СССР и открытия перехода Сарп.
Тургут Озал — решительный лидер Сарпа
В 1989 году, после открытия перехода Сарп между Турцией и Грузией, в судьбе деревни начался новый этап. Для людей, дважды разделённых в 1921 и 1938 годах и обречённых быть поглощёнными грузинской культурной средой, появилась надежда. Общение между Сарпом и Сарпи стало легче. Этой возможностью воспользовался Магеррам Авни — пожилой человек, всю жизнь учивший жителей родному языку, чтению Корана, молитве и посту. Он отправился в Анкару. Лишь после многократных поездок он смог встретиться с восьмым президентом Турецкой Республики Тургутом Озалом. На приёме он попросил поддержки строительства мечети для жителей Сарпи и других мусульман региона, вынужденных жить «в окружении неверных». Несмотря на возражения одного чиновника — «Нет необходимости, есть надежда на возвращение советской власти», — незабвенный Тургут Озал сказал: «Мечеть будет построена. Народу Фатиха, умме Пророка будет оказана поддержка!»
И это был тот самый Тургут Озал, который, хотя и не говорил громких слов о религии, нации и идентичности, но принимал судьбоносные решения, восстановив приказ султана Селима о непрерывном чтении Корана над «Святыми реликвиями» Пророка, отменённый Ататюрком через три дня после прихода к власти. Его государственный визит в Азербайджан в самые трудные дни, во время кровавой трагедии в Карабахе, стал очередным уроком царской России.
На границе Турции и Грузии есть деревня: одну сторону называют Сарпи, другую — Сарп. В Сарпи жил Магеррам дайы, в Сарпе — Мехмед эми. Мехмед эми выкорчевал и пересадил фиговое дерево, чтобы наказать тех, кто разделил Сарп. Магеррам дайы перешёл погранпереход, сказав: «Надежда — в руках льва», и добрался до Тургута Озала. Озал повелел построить мечеть. Между Османской империей и Картли-Кахетинским царством стояла деревня, одна её сторона — Сарп, другая — Сарпи. Первое слово, которое приходит на ум при их названии, — «нить». Ведь и носки, и ковры ткутся нитью. Большевистская Россия, сталинский режим сплели вокруг Сарпа носок — и потеряли конец клубка…
Когда Мехмед Фатих взял Трапезунд, а Тургут Озал построил мечеть в Сарпе, была соткана ковровая память. От Николая до Сталина — у каждого палача было своё отношение к человеку; у турка-мусульманина — иное мировоззрение. Если бы не Сарп, Сарпи, мечеть Сарпи и такие защитники, как Тургут Озал, — разве смог бы Ферман Керимзаде устами Кербелаи Исмаила сказать:
«У Советской власти — пушки, ружья, арсенал.
А у нас — честь, совесть, достоинство, Аллах, Коран и азан…»
Шараф Джалилли
