Архитектурный облик Баку сложился под влиянием множества экономических, культурных и исторических факторов. Одним из ключевых элементов этого процесса стало развитие нефтяной промышленности, благодаря которой город приобрёл уникальное сочетание европейских и восточных архитектурных традиций.
Как пишет Baki-baku.az, особое место среди памятников той эпохи занимает малоизвестное, но исключительно значимое неоготическое здание на углу Низами и Муртазы Мухтарова — сооружение, в котором переплелись амбиции нефтяных магнатов и исследовательский талант выдающегося архитектора Казимира Скуревича.
Именно здесь, в самом сердце старого нефтяного города, рождается история, достойная романа о капиталах, архитектурной дерзости и человеческой страсти к красоте. История начинается в 1883 году, когда в Баку было зарегистрировано «Каспийско-Черноморское нефтепромышленное и торговое общество» — одна из структур могущественной династии Ротшильдов. Эти европейские магнаты, покорившие мировые финансовые рынки, неожиданно увидели в Баку не периферию, а огромный потенциал — новый центр нефтяной цивилизации. И, как водится у Ротшильдов, они делали все с размахом.
Для строительства своей центральной конторы они выбрали не самого известного, а самого смелого — Казимира Скуревича, тогда еще молодого архитектора из Петербурга. Он приехал в Баку по приглашению Иосифа Гославского, городского архитектора и своего старшего коллеги. Но стоило Скуревичу сделать первый шаг по бакинскому известняку, как началось то, что сегодня назвали бы культурным “импринтингом”: он моментально влюбился в город.
Восточная архитектура — со своей филигранной резьбой, светлым камнем, миниатюрами, в которых прорисована каждая эмоция мастера, — пленила его настолько, что польский архитектор начал изучать местные традиции почти фанатично. Он искал в них суть, ритм, систему, философию. И нашёл: бакинское зодчество было не просто красивым — оно было абсолютно самобытным.
И Скуревич решил сделать невозможное — соединить местный дух с европейской архитектурной наукой. То, что сегодня мы бы назвали «архитектурным фьюжн», он придумал задолго до появления этого термина.
Ротшильды умели видеть людей насквозь. Они понимали, что Скуревич не просто строитель — он визионер. Человек, способный превратить перекресток Персидской и Губернской улиц в архитектурный манифест.
Так в 1898–1899 годах Баку получил одно из самых необычных зданий своей эпохи — импозантную неоготическую структуру, выполненную на стыке французской готики и модерна. Это был настоящий вызов: готика традиционно “темная”, мрачная, многообразная, а Бакинская архитектура — светлая, прозрачная, солнечная. Но Скуревич нашёл решение — апшеронский аглай. Светлый камень играл на солнце так, что даже готические элементы становились строгими, но не мрачными, величественными, но не тяжёлыми.
Здание выглядело так, будто выросло из воздуха и света, и одновременно — словно прибыло из Европы на огромном каменном корабле. Оно стояло напротив роскошного Александро-Невского собора, и конкурировать с ним было почти безумие. Но Скуревич сделал это — и сделал блестяще.
Для конца XIX века неоготическое здание в Баку звучало как архитектурная сенсация. Город жил в ритме модерна, классицизма, восточной традиции — но не готики. Поэтому проект Скуревича стал настоящим откровением. Братья-архитекторы оценили его мгновенно, бакинцы — восхищённо, Ротшильды — соответственно гонорарами.
Но Скуревич был не только архитектором, а ещё и блестящим публицистом. Он страстно защищал местную архитектуру, писал о её красоте, о значимости её традиций. Его знаменитая статья о Дворце Ширваншахов в журнале «Зодчий» стала программным манифестом: «Нигде в Российской империи нет подобного ансамбля». Эта фраза навсегда закрепила за Баку статус города уникальной архитектурной эстетики.
Сегодня мало кто помнит, но Ротшильды не просто зарабатывали в Баку — они вкладывали в него душу и огромные средства. Они строили школы для детей рабочих, больницы, амбулатории, клубы и библиотеки. Обучение было бесплатным, медицинская помощь — доступной, социальные проекты — системными. Понимание, что бизнес обязан создавать условия для развития общества, было частью их семейной философии.
В 1930-е годы здание было «одомашнено» советской властью и превращено в «Центральный Дом крестьянина». Часть декоративных элементов — балконы, резьба, знаменитая угловая башенка — была уничтожена как «чуждая» и «буржуазная». Авторская концепция оказалась непоправимо искажена.
И всё же дом сохранил величие. В его силуэте всё ещё слышны отголоски готического модерна. На светлом камне всё ещё читается подпись Скуревича. И если всмотреться внимательно — дом рассказывает историю про людей, которые строили не просто здания, а будущее города.
Этот архитектор оставил след почти в каждом квартале. Пассаж Тагиева, почтовое здание, казармы, больницы, гимназии, приюты. В Ичеришехер — жилые дома, вписанные в древний каменный контекст с хирургической аккуратностью. В Варшаве — здание Польского сейма. Его проекты огромны, но каждый детализирован, словно восточная миниатюра.
Сегодня здание Ротшильдов остаётся важнейшим элементом архитектурного наследия Баку. Несмотря на утраты, оно продолжает демонстрировать уникальную способность города интегрировать мировые стили, переосмысляя их через собственную культурную оптику. Построенное на стыке XIX и XX веков, оно служит свидетельством промышленного подъёма, международных связей и формирующегося архитектурного самосознания столицы. И именно поэтому его сохранение, изучение и популяризация представляют собой не просто дань прошлому, но и важный вклад в понимание того, как Баку стал тем городом, каким мы знаем его сегодня.
Гаджи Джавадов
